Andrei Platonov

.
It is essential not to thrust oneself forward and not to get drunk on life; our time is both better and more serious than blissful delight. Everyone who gets drunk is sure to be caught, sure to perish like a little mouse that messes with a mousetrap in order to “get drunk” on the fat on the bait. All around us lies fat, but every piece of this fat is bait. It is necessary to stand in the ranks of the ordinary people doing patient socialist work — that is all we can do.

The arrangement of nature corresponds to this mood and consciousness. Nature is not great and is not abundant. Or her design is so rigid that she has never yet yielded her greatness and her abundance to anyone. This is a good thing; otherwise — in historical time — we would long ago have looted and squandered all nature; we would have eaten our way right through her and got drunk on her right to her very bones. There would always have been appetite enough. Had the physical world been without what is, admittedly, its most fundamental law — the law of the dialectic — it would have taken people only a few centuries to destroy the world completely. More than that, in the absence of this law, nature would have annihilated itself to smithereens even without any people. The dialectic is probably an expression of miserliness, of the almost insuperable rigidity of nature’s construction — and it is only thanks to all this that humanity’s historical development has been possible. Otherwise everything would long ago have come to an end on this earth — like a game played by a child with sweets that melt in his hands before he has even had time to eat them.

What is the truth to be seen in the historical picture of our own time?

It goes without saying that this picture is tragic — if only because true historical work is being carried out not on the whole of the earth but only on a small, and greatly overburdened, part of the earth.

Truth — in my opinion — lies in the fact that “technology decides everything”. It is indeed technology that constitutes the theme of our contemporary historical tragedy — if technology is understood to mean not only the entire complex of man-made production tools but also the social organization that is based on the technology of production, and if ideology too is included in this understanding. Ideology, incidentally, is located not in the superstructure, not on some “height”, but somewhere within, in the heart of society’s sense of itself. To be more precise, unless in our concept of technology we also include the technician himself — the human being — our understanding of the question will remain obtuse and leaden.

The relationship between technology and nature is tragic. Technology’s aim is “Give me a fulcrum and I shall overturn the world”. But nature’s construction is such that she does not like being outmaneuvered. With the right moment of force it is possible to overturn the world, but so much will be lost in the journey and in the travel time of the lever that in practical terms the victory will be useless. This is an elementary example of the dialectic. Let us look now at a fact from our own time: the splitting of the atomic nucleus. It is the same thing. The hour will come when we expend n quantity of energy on the destruction of an atom and in return receive n + 1 — and we will be ever so pleased with this meagre increase, because this absolute gain will have been obtained by virtue of something like an artificially induced change to nature’s most fundamental principle: the dialectic itself. Nature stays aloof, she keeps us at bay; a quid pro quo — or even a trade with a mark-up in her own favor — is the only way she can work. Technology, however, strains to achieve the opposite. It is through the dialectic that the external world is defended against us. And so, however paradoxical this may seem: nature’s dialectic is both humanity’s enemy and its instructor. The dialectic of nature constitutes the very greatest resistance to technology; the aim and function of technology is to deny, or at least mitigate, the dialectic. Up until now its success in this has been modest, which is why the world cannot yet be kind and good for us.

And at the same time, the dialectic is our only instructor and our only means of defense against the premature and senseless destruction involved in childish delight. Just as the dialectic is itself the power that has created all our technology.

In sociology, in love, in the depth of a human being, the law of the dialectic functions no less immutably. A man with a ten-year-old son left the boy with the boy’s mother — and married a young beauty. The boy began to long for his father and patiently, clumsily hanged himself. A gram of delight on one end of the lever is balanced by a ton of graveyard earth on the other. The father took the rope from the boy’s neck and soon followed him into the grave. What he wanted was to get drunk on the innocent beauty; he wanted to bear love not as a duty, not as an obligation with a single wife, but as pleasure. Don’t get drunk — or it will be the end of you.

Some naïve people may retort that the contemporary crisis of production overturns this point of view. It does not overturn anything. Imagine the extremely complex technical equipment of the society of contemporary imperialism and fascism, the grinding exhaustion and destruction of the people of these societies — and it will become only too clear at what price this increase in the forces of production has been achieved. Self-destruction in fascism, war between states — these are the losses entailed by increased production, these are nature’s revenge for it. The tragic knot is cut — but without being resolved. What results cannot — in the classical sense of the word — even be called tragedy. Without the USSR, the world would be certain to destroy itself in the course of no more than a century.

The tragedy of man, armed with machine and heart, and with the dialectic of nature, must in our country be resolved by way of socialism. But it must be understood that this task is an extremely serious one. Ancient life on the “surface” of nature was able to obtain what was essential to it from the waste products and excretions of elemental forces and substances. But we mess about deep inside the world, and in return the world crushes us with an equivalent strength.

Translated by Robert Chandler, Elizabeth
Chandler, Jonathan Platt, and Olga Meerson

Андрей Платонов

Надо не высовываться и не упиваться жизнью: наше время лучше и серьезней, чем блаженное наслаждение. Всякий упивающийся обязательно попадает и гибнет, как мышонок, который лезет в мышеловку, чтобы «упиться» салом на приманке. Кругом нас много сала, но каждый кусок на приманке. Надо быть в рядах обыкновенных людей терпеливой социалистической работы, больше ничего.

Этому настроению и сознанию соответствует устройство природы. Она не велика и не обильна. Или так жестко устроена, что свое обилие и величие не отдавала еще никому. Это и хорошо, иначе — в историческом времени — всю природу давно бы разворовали, растратили, проели, упились бы ею до самых ее костей: аппетита всегда хватило бы. Достаточно, чтобы физический мир не имел одного своего закона, правда, основного закона — диалектики, и в самые немногие века мир был бы уничтожен людьми начисто. Больше того, и без людей в таком случае природа истребилась бы сама по себе вдребезги. Диалектика наверно есть выражение скупости, трудно оборимой жесткости конструкции природы, и лишь благодаря этому стало возможно историческое воспитание человечества. А то бы все давно кончилось на земле, как игра ребенка с конфетами, которые растаяли в его руках, и он не успел их даже съесть.

В чем же истина современной нам исторической картины?

Конечно, эта картина трагична, — уже потому, что действительная историческая работа совершается не на всей земле, а только на меньшей ее части с огромной перегрузкой.

Истина, по-моему, в том, что «техника… решает все». Техника это и есть сюжет современной исторической трагедии, понимая под техникой не один комплекс искусственных орудий производства, а и организацию общества, обоснованную техникой производства, и даже идеологию. Идеология, между прочим, находится не в надстройке, не на «высоте», а внутри, в середине общественного чувства общества. Точнее говоря, в технику надо включить и самого техника — человека, чтобы не получилось чугунного понимания вопроса.

Между техникой и природой трагическая ситуация. Цель техники — «дайте мне точку опоры, я переверну мир». А конструкция природы такова, что она не любит, когда ее обыгрывают: мир перевернуть

можно, подобрав нужные моменты рычага, однако надо проиграть в пути и во времени хода длинного рычага столько, что практически победа будет бесполезной. Это элементарный эпизод диалектики. Возьмем современный факт: расщепление атомного ядра. То же самое. Настанет всемирный час, когда мы, затратив на разрушение атома П — количество энергии, получим в результате П+1 и этим убогим добавком будем так довольны, потому что он, абсолютный выигрыш, получен в результате как бы искусственного изменения самого принципа природы, т. е. диалектики. Природа держится замкнуто, она способна работать лишь так на так, даже с надбавкой в свою пользу, а техника напрягается сделать наоборот. Внешний мир защищен против нас диалектикой. Поэтому, пусть это кажется парадоксом: диалектика природы есть наибольшее сопротивление для техники и враг человечества. Техника задумана и работает в опровержение или в смягчение диалектики. Удается ей пока это скромно, и поэтому мир для нас добрым быть еще не может.

Одновременно лишь диалектика является единственным нашим наставником и средством против ранней, бессмысленной гибели в детском наслаждении. Так же, как она же явилась силой, создавшей всю технику.

В социологии, в любви, в глубине человека диалектика действует столь же неизменно. Мужчина, имевший десятилетнего сына, оставил его с матерью, а сам женился на красавице. Ребенок затосковал по отцу и терпеливо, неумело повесился. Грамм наслаждения на одном конце уравновесился тонной могильной земли на другом. Отец взял с шеи ребенка бечеву и вскоре ушел за ним вслед, в могилу. Он хотел упиться невинной красавицей, он любовь хотел нести не как повинность с одной женой, а как удовольствие. Не упивайся — или умирай.

Некоторые наивные могут возразить: современный кризис производства опровергает такую точку зрения. Ничего не опровергает. Представьте сложнейшую арматуру общества современного империализма и фашизма, истощающее измождение, уничтожение тамошнего человека, и станет ясно, за счет чего достигнуто увеличение производительных сил. Самоистребление в фашизме, война государств — есть потери высокого производства и отмщение за него. Трагический узел разрубается, не разрешая��ь. В классическом смысле трагедии даже не получается. Мир без СССР несомненно уничтожился бы сам собою в течение одного ближайшего века.

Трагедия человека, вооруженного машиной и сердцем, и диалектикой природы, должна разрешиться в нашей стране путем социализма. Но надо понимать, что это задание очень серьезно. Древняя жизнь на «поверхности» природы еще могла добывать себе необходимое из отходов и извержений стихийных сил и веществ. Но мы лезем внутрь мира, а он давит нас в ответ с равнозначной силой.