Lenin

Two Lefts? (Guest post by Konstantin Kaminskiy)

Posted by

1

Protestors at Occupy Wall Street

The following is a post by my friend and fellow Platypus member Konstantin Kaminskiy, a Economics major at Baruch college and a Marxist.

by Konstantin Kaminskiy
Guest Writer
Dandelion Salad
Questions of Political Economy in Modernity
Oct. 14, 2011

This is a report on and some thoughts inspired by “American Dreamers: How the Left Changed a Nation with Michael Kazin,”a panel discussion hosted by Demos.  I have described them before as broadly wanting a New Deal.  I will add to that — they are progressives, or Left Democrats, or “Obama-pushers.”  This constitutes one of the Lefts represented at the event.  The other is Occupy Wall Street, which was represented by one of their organizers.

Michael Kazin’s new book is titled American Dreamers: How the Left Changed a Nation.  Actually the title sums up the framework pretty nicely.  The Left goes through stages.  First it dreams, in the form of Henry George, whose “Progress and Poverty” apparently sold more than anything Marx wrote and Edward Bellamy (“Looking Backward”).  These dreams are utopian and see the complete transformation of society as desirable.  The movement becomes large enough to pressure politicians to pay attention to them and enact some sort of changes.  Communists are important as far as they are a part, and sometimes at the heart, of this pushing.

Examples of this include the anti-monopoly laws and most significantly the creation of the American welfare state, connected by Kazin with pressure on Roosevelt from radical socialists and general strikes in multiple cities.  The argument is that the left has been “culturally successful but politically a failure.”  Anti-corporate films are, after all, successful at the box office, and that is the continued legacy of the New Left.  The Left has also been successful as far as it took society as it is, which means accepting all sorts of religiosity.  The Left is not, however, going to take power, or anything like that — the revolution, for Kazin, is impossible.  The best we can do with our utopian creativity is force what are really cosmetic changes.  He seems to not note the ways in which the “cultural left” has reinforced the system of capitalism.

The comments of Kelly Heresy, described as an Occupy Wall Street organizer, were refreshing by comparison.  OWS has failed to propose any creative demands.  It has failed to push politicians.  That seems like anathema to them, the corporate-funded system is not to be trusted to originate or secure any real changes.  Between the Democrats and Republicans there is no difference.  At OWS they are “having a conversation,” and have found that assembling at the park is a way to do that.  There is a core of devoted organizers, but “some college kids who think it’s a vacation” have also become involved and are bad for the image.

He sees us “at the beginning of a new era in human history” because we are so connected by modern media. OWS is about participatory democracy and direct action.  For Kazin this must eventually give way to the political process, to compromise — for those at OWS a new world of acting as individuals on a direct democracy basis, without representation, seems to be open.

These are two different ways of viewing the world, and the OWS way seems to me to be the more profound, open, and interesting way.  They take for inspiration the Paris Commune and the Greek Agora — to a Marxist there is deep irony in both.  But there is possibility — they have yet to decide that the best we can have is a “more fair” distribution of resources or “democracy in the workplace,” whatever those things might mean.  They hold open the possibility of “taking back the system for ourselves.”

When, time after time, Kelly Heresy defended against the “you must push power and vote” formula with the “greedy corporate funding runs everything” formula I wanted to scream out: “Lenin would agree!” Roosevelt was not funded in the same way that Obama was funded, but this matters little. Lenin says that the “real essence of bourgeois parliamentarism” is “to decide once every few years which member of the ruling class is to misrepresent the people” (The State and Revolution). This can be applied to Roosevelt as much as to Obama — Roosevelt and his class had something to fear, the radical left. Obama and his class have no such fears, OWS has not been able to shut down entire cities while keeping people fed and orderly. Kazin sees that time and time again concessions have resulted from this process — since the left has been able to get something it has been successful, and must do this and only this. OWS, by comparison, seems to hold history open.

In the Q&A I introduced myself as “an economics major at Baruch and a Marxist.”  My comment to the panel, and question, was almost word for word this — “I see two lefts here. The first left had at one point theorized about why the world is as it is and how it could be changed.  It now declares to us that the revolution is impossible, that the best we can do is little changes.  The other Left, in a very embryonic form, is thinking about systems and how they can actually be changed.  We have been pushing Obama for the last 150 years.  We are here, with some of the greatest inequality ever.  I could go on.  Is the pushing of Obama a viable strategy for meaningful change?”

To complete the paradigm: the historian Kazin did not understand the pun. Obama is not 150 years old, he pointed out. We must push the Democratic Party, not Obama.  The OWS organizer had no difficulty in seeing what I meant by the “Two Lefts.”

Seeing the General Assembly of OWS later that day forces me to add to my comments here — OWS seems to believe that the revolution has already been achieved, that the task now is to spread it to more places, occupation is revolution.  They have constituted a new society already.  But what is to become of them, of this movement, is at least more open-ended than the world of Kazin, in which the power as it is cannot be challenged or replaced, period.

Il'ia Golosov's Zuev House of Culture — Workers' Club (1928)

The sociohistoric mission of modernist architecture

Posted by

5

The housing shortage, the urban proletariat,
and the liberation of woman

.

Housing in the Industrial Revolution

Workers’ Housing in the 19th Century

Modernist architecture — Positive Bases

.

Read the full-text PDF version of
Ross Wolfe’s “The Graveyard of Utopia:
Soviet Urbanism and the Fate of
the International Avant-Garde”

By industrializing the process of building houses and other structures, the avant-garde believed that it could help to solve many of the profound problems that had emerged out of industrial society. The housing question, about which Engels and many others wrote, as well as the divide between town and country, along with the intense overcrowding of the cities and the alienation that came with it — all these confronted the modernists as problems in need of solutions.  For Engels, the problem of housing shortages was more or less perennial.  The peculiarity of the modern crisis consisted mostly in the spectacular rate of its urbanization, the magnitude of the population it affected, and by the fact that it was felt not only by the lower classes but by members of the petit-bourgeoisie as well.[1]  While he correctly rejected the base analogy of the tenant-landlord relationship with the worker-capitalist relationship as Proudhonism,[2] Engels was emphatic that the housing question posed by industrial society could only be overcome by overthrowing capitalism as a whole.  Drawing upon an early theme he had developed in collaboration with Marx, this also meant resolving the “antithesis between town and country.”[3]  Although Engels insisted upon the dissolution of capitalist society, he wisely refrained from offering too much in the way of specifics as to what a postcapitalist solution would entail: “To speculate on how a future society might organize the distribution of food and dwellings leads directly to utopia.  The utmost we can do is to state…that with the downfall of the capitalist mode of production certain forms of appropriation which existed in society hitherto will become impossible.”[4]

The Working Poor in Substandard Housing, 19th Century

Workers’ Housing near Ebbw Vale steelworks in Wales, 19th Century

Engels was not the only one to notice the acute urban housing shortage as well as the widening divide between town and country that was taking place under heavy industrial production.  He himself was reacting polemically to treatments of the problem offered by “Proudhonist” Arthur Mülberger and “bourgeois” Emil Sax.  The problem was recognized by more moderate writers like Alfred Smith, who in his own work on The Housing Question in 1900 wrote that “the grim irony of the situation could not go further — the laboring population, who daily contribute to the wealth and comfort of the city, are for the most part driven on to congested areas and into overcrowded rooms.”[5]  A Christian socialist by the unlikely name of Moritz Kaufmann, who accused Marx of utopianism[6] and later briefly corresponded with him,[7] authored a text in 1907 on The Housing of the Working Classes and of the Poor.  In this work, Kaufmann wrote of the evils of “slumlords,” of rural depopulation, and of the different manifestations of the housing crisis in Germany, France, and Belgium.[8]  Ultimately, Kaufmann’s prescriptions for action in dealing with these matters were not far from what Social-Democratic architects like Ernst May would later put forth.  This mostly amounted to more government oversight in the provision of public programs and the bureaucratic deployment of specialists.[9]  The housing question was exacerbated by the Great War, at least in the estimation of Edgar Lauer and Victor House, members of the New York judicial system, who wrote a treatise on The Tenant and His Landlord in 1921.  “Recent housing difficulties are not a local phenomenon,” they wrote.  “Insufficiency and inadequacy of living accommodation appear to be part of the worldwide aftermaths of the Great War.”[10] Continue reading →

Mikhail Okhitovich, 1930

«Отчего гибнет город?» (Михаил Охитович)/”Why is the City Dying?” (Mikhail Okhitovich))

Posted by

0

Строительство Москвы – (1930) – â„– 1

(Pg. 9)

Как это так? Города растут, это — факт, который наблюдают повсюду, и вдруг—город гибнет.

Конечно, города растут. Но все дело в том именно и заключается, что город растет так, что он уничтожает сам себя. Это, быть может, и не согласуется с элементами формальной логики, но это так.

Рассмотрим, как растет город.

Возьмем первый город современного общества — бург. Он — продукт выделения, под влиянием товаризации отношений, из крестьянского хозяйства элементов так называемой домашней промышленности. То, что было этой домашней промышленностью, стало теперь бургом, городом простого товарного производства, городом свободного ремесла, а крестьянин остался теперь лишь «возделывателем».

Так произошло отделение города от деревни и оно будет сопровождать человеческое общество через развитие затем крупного города до самого конца капитализма. Препятствие этому процессу было бы препятствием развитию производительных сил, препятствием самому капиталистическому способу производства. Горе стоящим на пути капиталистического города! Он их сокрушит, проглотит.  Рост города — это расцвет, а ослабление города — это «захирей» не производительных сил современного общества.

Мы наблюдаем разложение капитализма — в области политической, экономической, технической. Рушится ли и его способ расселения — крупный (не говоря уж о мелком) город? Как подготовляется процесс соединения города и деревни? Да, гибель города является одним из пока-зательнейшнх признаков современного города, да элементы соединения города и деревни в этом рааложении города имеются.

Город разрушается противоречием, всегда возрастающим между способом расселения и способом передвижения.

Всякому способу производства и сопутствующему ему способу передвижения соответствует и свой способ расселения. В современном обществе, при существовании город и деревни, зависимость этих последних от способа передвижения выражается в следующем. Расселение деревни идет вдаль дороги в один ряд — этого требует необходимость максимальной близости земледельца к производству, которое лежит за пределами деревни. Связь осуществляется животной тягой (лошадь, осел, мул, вол и т. д.), которая тут одновременно представляет собой и орудие производства, и орудие передвижения. Та же потребность в максимальной близости к месту производства обусловливает максимальную плотность домов, скученность их. Сообщение между домами пешеходное.

Домашняя промышленность, выделившаяся в город в виде свободного ремесла, не нуждается в животной тяге. Как только город становится городом, нагоняя за черту свою остатки леревенокой жизни, в этот момент лошадь, мул исчезают из города вместо с этими остатками. Структура домов и улиц бурга • идеальна именно в том смысле, что не требуется вовсе движения лошадей, ослов, мулов.

(Pg. 10)

Лошадь, осел, мул, вступают в город уже в качестве представителя торгового капитала (без которого, впрочем, а не может совершиться отделение города от деревни). «Улицы ослов», т.-е. торговые улицы, широки по сравнению с темными, кривыми, узкими переулками пешеходов, т.-г. улицами ремесла.

Уничтожение цехов разрушает эти «идиллии переулков» и тут рождается первое противоречие «вежду старым способом расселения и новым способом передвижения.

Пешеход садится в омнибус, нанимает фаакр, едет «на извозчике».

Почему это является противоречием? Да потому, что ежели бы все, всегда пользовались бы для движения по улицам не собственными ногами (как в деревне), а пользовались бы услугами экипажа, тогда бы противоречия никакого не было. Бург, в противоположность деревне, вызвал потребность в передвижении с помощью животной тяги, потребность возрастающую с каждым часом его развития.

Допустим даже, что все жители до одного имели бы собственную лошадь. Город значительно расширился бы в зависимости от числа конюшен. Расстояния бы увеличились, потребность в лошади усилилась бы, значит — увеличилась бы и потребность в быстроте движения, но последняя уменьшалась бы от увеличения расстояний с одной стороны, а главное — от увеличения числа экипажей, следующих не по своим пустынным переулкам — местам проживания хозяина, но в места общих связей. Эти примитивные «магистрали» были бы переполнены медленно движущимися экипажами. Вот в чем противоречие в начальной своей стадии.

Промышленность вслед за машиной, станком создала и механический транспорт. Подобно животной тяге, механическая тяга создалась не как средство внутригородского или внутридеревенского передвижения, а как средство сношений между городом и деревней, между городами, между странами. Железнодорожный поезд доходит до города, проходит мимо города, власть поезда в городе кончается. Почему? Быстрота поезда зависит от редкости остановок. Ð’ городе средство общего передвижении тем удобней, чем чаще оно останавливается, – иными словами, тем удобнее, чем медленнее, Ñ‚,-?. просто-напросто неудобно. Посадите всех рабочих и служащих на поезда, они будут следовать один за другим. Когда остановится передний — станут все. Скорость поода в городе медленнее скорости пешехода.

Легче вопрос разрешить, уменьшив длину поезда — остановок будет меньше, — движение быстрее. Так возникает паровичен, памятный питерским рабочим, живущим за Невской заставой и неизвестный рабочим Ленинграда…Сила его полностью не используется, район его передвижения скорее пригородный, чем городской.

Такая же судьба электропоезда. Мощность его меньше, чем у паровоза (т. е. междугородного орудия передвижения) п больше чем у омнибуса (т. е. внутригородского). Электропоезд остается пригородным орудием передвижения.

И лишь трамвай — этот электропоезд без поезда — этот локомобиль без паровоза проникает в город, вытесняя омнибусы, конки.

В Москве мы задыхаемся в трамвае. Может быть, их мало? Может быть, мы бедны, чтоб их приобретать? Увы, их слишком много, увы, мы слишком богаты — трамвай работает с хорошей прибылью.

Нью-Йорк • богаче нас, Нью-Йорк богаче трамваем, потому Нью-Йорк задыхается в трамвае больше нас. Чтобы попасть в наш трамвай, надо быть немного цепким, немного сильным. Там, в Нью-Йорке, надо быть боксером, там надо быть акробатом. В трамвае ведь «можно не быть джентльменом» — говорит современный янки.

Итак, насытим же московскую сеть трамвая. Что получится? Получится поезд, т. е. стоит, например, на углу Мясницкой ул. и пл. Дзержинского, пли на углу Моховой ул. и Воздвиженка остановиться одному вагону и остановятся все следующие вагоны.

Вот почему трамвай вытесняется городом, и чем он выше как город, тем реже он там встречается. Хороший трамвай — самый медленный способ передвижения.

Идеальный трамвай, т.-е. трамвай, удовлеторяющий всю потребность в нем городского жителя сполна, это — тот, который вместо движения имеет сплошную остановку. Идеальный трамвай — отсутствие трамвая.

Он умирает, но не сдается. Subway, metró, tub, Untergrundbahn, надземка и т. п.—все это судорожные попытки разрешить проблему все возрастающего движения, все возрастающей быстроты на все уменьшающемся пространстве.

Город требует все большего движения — город уменьшает площадь движения; город требует все большей быстроты движении — город папрэщает быстроту движения. Что такое регулирование движения? Это — ограничение, запрещение движения.

Впрочем, его нечего запрещать. Оно объективно помимо волп милиции, помимо ухищрений рационализаторов движения прокрашаетсисимо. Город — ототсоздатель величайшей техники передвижения — строит ее против себя…Те, кто это понимают — их пе так уж много — и среди них едва ли не самым интересным является Генри Джорж Уэллс, ищут кардинального разрешения вопроса в дальнейшем развитии городом его городских свойств. Г. Уэллс — величайший урбанист современности — не собирается уменьшить размеры города, ибо это смешно, а главное — невозможно. • Права т. Н. К. Крупская, цитирующая строку Ленина по поводу неизбежности крупного города (полемика со Сисмонди). Уэллс — за город. Вы знаете его идею одной крыши над целым городом, а ��лавное (в данном случае) его идею передвижных улиц. Город превращается в совокупность неких, как бы мы теперь выразились, — конвейеров, с помощью которых в максимально короткое время преодолевается максимально длинное пространство, передвигается максимальное число лиц. Всякий проект требует времени, технических п экономических средств, чтобы быть претворенным в действительность. Несмотря на острую потребность в таком способа передвижения, логически вытекающего из условия современной городской жизни, до сих пор ни человеческая техника, ни экономика не смогли поднять идею Уэллса, сделать передвижные улицы, единый городской поток движущихся улиц фактом, материализовать ее.

Между тем, в город врывается новое орудие передвижения (об авиации мы не говорим, она не успеет ворваться в город, когда его уже не будет…). Подлинное значение авто в том, что оно на основе метода массового производства обещает и технически и экономически вытеснить пешеходов как средство передвижения человека.

Суждение о том, что авто—это-де урбаническое орудие, явно заимствовано ив оперетки. Статистика самой «автомоторной» страны С.-А.С.Ш. показывает как раз обратное, — авто развивается главным образом вне города, хотя авто-катастрофы и происходят, главным образом, в городе. Многочисленные работы, касающиеся развития автомоторизма в С.-А.С.Ш., блестяще демонстрируют это на ряде фактов.

Так, на протяжении, примерно, двух часов ходьбы в центре Нью-Йорка в деловые часы столько народа, что нн один экипаж не может проехать; далее следуют, наоборот, одни экипажи (т.-е. авто), — люди пешими не ходят. Масса авто остается у города, не вступая в него.

(Pg. 11)

Вся автомоторная техника растет в направлении уснорения движения, усиления подвижности и все меньшей зависимости от путей. И вся эта техника в городе — ничто. Авто с 0,5 км в час — это меньше, чем пешеход, однако такова быстрота самого скорого автомобиля на нью-йоркских улицах в известные часы.

Ибо, чем больше машин и чем они лучше, тент их меньше вмещается в городе н тем они хуже {т. е. медленнее). Идеалом авто-движения в городе окажется лишь иллюзорное впадение авто — (все будут иметь отдельное и, может быть, и не одно авто, — к этому идет дело), но не способность осуществлять это владение.

Вот почему авто стали делаться закрытыми, они ушли за город, — за городом возможно бешеное движение, снег н пыль в движении превращаются в такую постоянную силу, что от нее яе избавиться временным прикрытием.

Вот почему жилища ныне строят за городом: особняки, коттеджи, отели вдоль авто-магистралей; вот почему города стали строиться за городом (сооружение испанской организации Madrilena de Urbanisacion, сооружение австралийской столицы, поселки фордовскнх рабочих в Детройте и Ñ‚. д.). Побеждает не Уэллс, а «город-линия» Ш. Жида и др. Город гибнет, происходит процесс его разложения. Коммунисты защищали его от романтиков идиллия «идиотизма деревенской жизни». Коммунисты не могут его защищать от автомотора. Наоборот, коммунист должен посадить человека на этот автомотор, чтобы помочь ему «бажать иа города в поисках за свежим воздухом и чистой водой» (Энгельс, Ленин). Мы с помощью авто уничтожим «противоестественные скопления гигантских масс в больших городах» (Ленин). Ибо «капитализм…готовит элементы этой связи (земледелия и промышленности Ðœ. О.) на почве… нового расселения человечества». (Ленин).

«В настоящее время, когда возможна передача электрической энергии на расстояние, когда техника транспорта повысилась настолько, что можно при меньших (против теперешних) издержках перевозить пассажиров с быстротой свыше 213 км в час — нет ровно никаких технических препятствий к тому, чтобы сокровищами науки и искусства, веками скопленными в немногих центрах, пользовалось все население, размещенное более или менее равномерно по всей стране». (Ленин).

Строителям социалистического, затем агро-, затем агро-индустриального города, беда которых в том, что они родились (вернее — их идеи родились) в стране автомоторного голода, следует учесть трагический урок, вытекающий из всей истории капиталистического строительства городов. Они должны понять, что не только Москва, но и их самый «новый» город будет разорен появлением авто, и разорен он будет в ближайшие же 5-10 лет максимум.

Дезурбанизм — это не теория противников города — нет, это неизбежный, объективный процесс. Не наше дело выходить «с иконами» навстречу авто, как эго делал крестьянин, встречая первый паровоз на своей старой земле. 

Disurbanism — this is not merely a theory of those who oppose the city — no, it is an inevitable, objective process.  It is not our business to go out to meet the car “with our icons,” as did the peasant, upon meeting the first steam locomotive on its old ground.

The spatiotemporal dialectic of capitalism

Posted by

9

Introduction

To understand the history of architectural modernism and eclecticism as they emerged out of the late nineteenth and early twentieth centuries, one must take into account the broader development of architecture over the course of the latter half of the nineteenth century. This development, in turn, must be seen as emerging out of the dynamic of late nineteenth-century capitalism, which had by that point extended to encompass the whole of Europe. For it was the unique spatiotemporal dialectic of the capitalist mode of production — along with the massive social and technological forces it unleashed — that formed the basis for the major architectural ideologies that arose during this period. Before the story of the academicians or the avant-garde can be told, then, some background is necessary to explain both their origin and the eventual trajectory they would take into the early twentieth century.

So while my aim is to eventually account for how a single social formation, capitalism, can give birth to these two opposite tendencies within architectural thought, the space required to give an adequate exposition of the spatiotemporal dialectic of capitalism is such that it deserves to function as a standalone essay. Certainly other trends, both cultural and social, could be understood as reflections of this underlying socioeconomic dynamic. It is thus my intention to post this as its own piece, before then proceeding to detail the way in which architectural modernism and eclecticism mirrored these dynamics. Continue reading →

Leon Trotsky’s “Attention to theory: Letter to the editor of Under the Banner of Marxism”

Posted by

5

Screenshot from Tarkovsky's Solaris (1971)

 

Having just noticed this from The Platypus Review #34, I would here like to reprint the excellent translation it rendered of Leon Trotsky’s “Attention to theory: Letter to the editor of Under the Banner of Marxism.”  Their publication of an English version was the first time this letter was made available outside of the Russian language. The original posting of this article can be found here.

by Leon Trotsky

On the occasion of the launch of a new theoretical journal in 1922, Under the Banner of Marxism (Pod Znamenem Marksizma), Lenin singled out the open letter that Trotsky had written to the editors in the first issue, while expressing the hope that the venture would take the shape of a “society of materialist friends of Hegelian dialectics.”Trotsky himself underscored the importance of the letter in The Stalin School of Falsification (1937), which, in pointing to the difference between the changed conditions of education of the younger members of the party from that of their older comrades, outlined the necessity of a new theoretical approach in order to safeguard the theoretical and political experience accumulated within the party. Despite the importance attributed to the letter by Lenin and Trotsky, Leszek Kolakowski, in his Main Currents of Marxism, considered the letter unexceptional.

As the first in an experimental new series of original translations, the Platypus Review is delighted to be publishing the first English translation of this important letter by Trotsky.

Dear comrades!

The idea of publishing a magazine that would introduce advanced proletarian youth into the circle of materialist ideology seems to me highly valuable and fruitful.

The older generation of worker-communists that is now playing a leading role in the party and the country, awoke to conscious political life 10, 15, 20, or more years ago. That generation’s thought began its critical work with the policeman, the timekeeper, and the foreman, then rose to tsarism and capitalism, and then, most often in prison and exile, proceeded onto questions of the philosophy of history and scientific understanding of the world. Therefore, before the revolutionary proletarian reached the critical questions of the materialist explanation of historical development, it managed to accumulate a certain amount of ever-widening generalizations, from the particular to the general, based on its own life’s combat experience. The current young worker wakes up in the atmosphere of the soviet state, which itself is a living critique of the old world. Those general conclusions, that the older generation of workers acquired in battle and were fixed in consciousness by strong nails of personal experience, are now received by the younger generation of workers in finished form, directly from the state in which they live and from the party that governs that state. This means, of course, a giant step forward in terms of creating conditions for further political and theoretical education of the workers. But at the same time that this incomparably higher historical level is achieved by the work of older generations, new problems and challenges appear for young generations.

The soviet state is a living negation of the old world, its social order, personal relationships, views, and beliefs. But, at the same time, the soviet state itself is still full of contradictions, holes, inconsistencies, vague fermentation—in short, the phenomena in which the legacy of the past intertwines with the germs of the future. In such a deeply fractured, critical, and unstable era as ours, education of the proletarian vanguard requires serious and reliable theoretical foundations. It is necessary to arm a young worker’s thought and will with the method of the materialist worldview so that the greatest events, the powerful tides, rapidly changing tasks, and methods of the party and state do not disorganize his consciousness and do not break down his will before the threshold of his independent responsible work. Continue reading →

This Essay Has Been Re-Routed

Posted by

17

Sorry for the inconvenience.  The now-completed essay can be found here.

Man and nature

Posted by

17

.

Nature! We are encircled and enclasped by her — powerless to depart from her, and powerless to find our way more deeply into her being. Without invitation and without warning she involves us in the orbit of her dance, and drives us onward until we are exhausted and fall from her arm.

[…]

We live in the midst of her, and yet to her we are alien. She parleys incessantly with us, and to us she does not disclose her secret. We influence her perpetually, and yet we have no power over her.

— Goethe, Ode “To Nature”[1]

With recent events in Japan and images of Hurricane Katrina and the 2004 tsunami still fresh in our minds, it seems appropriate to revisit the old issue of humanity’s relationship to nature. The proper exposition of the problem requires a great deal of space; therefore, I propose to divide my treatment of the issue into four separate sections, each of which builds on the results of those that precede it.

After all, the problem of man’s relation to nature has been conceived in a number of distinct ways over the ages, many of which survive into the present day, in various mutations. So perhaps it might be useful to begin with an overview, a genealogy of sorts, so that these different conceptions and their relation to one another can be clarified. The presentation will be dialectical, but not out of any obligation to some artificially preconfigured format. It will be dialectical because the subject at hand is itself really dialectical,[2] as the various conceptions of nature interweave and overlap in their progress through history. For man’s orientation to nature has by no means been the same over time; and by that same token there are no later conceptions of nature that do not bear the traces of those that came before it. Continue reading →

Criticism or Positivism?

Posted by

20

El Lissitzky's "Lenin Tribune" (1925)

A fairly interesting discussion is going on over here regarding the imperative for the Left to either critique (negate) ideologies or produce (posit) its own ideology.  Predictably, I maintain that the outline of a different future is best conceived as the negative image of the present.  Hegelian sublation was never a “synthesis” but rather the antithesis of the antithesis, the negation of the negation, expropriating the expropriators (Marx).

Man and Nature, Parts I-IV (Complete)

Posted by

4

For those who would like to read my series of articles on Man and Nature, here they are, presented as a continuous text.  Also, for a detailed response to the fourth installment of my series on Man and Nature, please visit the Oroborous Self-Sufficient Community.  Its founder, the scientist Allister Cucksey, is a Robert Owens of sorts, and his counter-critique is welcome.

Continue reading →